«Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые.
Его позвали всеблагие, как собеседника на пир!»
Эти слова известного русского поэта Ф.И.Тютчева уже не одну сотню лет вызывают неоднозначное отношение к ним. Люди творческие, учёные, особенно историки, с ними, наверно, полностью согласны. Для них очень много значит быть современниками событий, коренным образом изменяющих окружающий мир. Обыкновенным же людям гораздо ближе китайская пословица, отражающая противоположное мнение. «Не дай вам Бог жить в эпоху перемен!»
Один из современных историков считал, что это как кому повезёт, утверждая, что «Кого-то судьба определяет в эпоху прочную, как золотой рубль». И приводил пример такой исторической эпохи: время Людовика ХIV во Франции. Вообще-то, трудно с этим согласиться! Не вдаваясь в конкретные исторические экскурсы, скажу только то, что хорошо известно не только историкам. Во-первых, все знают, что всё относительно, а конкретнее: любое историческое время через много последующих лет из-за утери многих фактов может только казаться благополучным. Не говоря уже о том, что даже в относительно спокойное время судьбы многих людей могут быть настолько драматичными, что они никак не смогли бы согласиться с последующей оценкой их эпохи как спокойной и прочной.
Лично же я, очень сомневаюсь, что на протяжении даже одной, отдельно взятой, но достаточно долгой человеческой жизни может не происходить по-настоящему крупных событий, чрезвычайно важных не только для конкретной личности и общества, в котором она существует, но, возможно, и для всего остального мира. Думаю, каждый человек, вольно или невольно, самым непосредственным образом прикасается к Истории, имея прямое или косвенное отношение к достаточно важным событиям. Естественно, проще всего судить об этом на примере именно своей собственной жизни.
Её начало уже пришлось на событие эпохального значения: я родился через два месяца после начала Великой Отечественной войны. А она, естественно, оказала громадное влияние не только на мою скромную судьбу и на нашу страну но и на весь мир. Лично мне пришлось постигать её смысл и через события, происходившие в моей жизни. Помогали этому, естественно, также и рассказы близких о том времени. И хотя я не принимал в войне непосредственного участия, но снилась она мне долгие годы, практически всю жизнь. Правда, со временем всё реже. Непонятно почему, но чаще всего снилось именно то, чего я, по возрасту, помнить не мог: вступление немцев в город.
Самым первым, ясно отпечатавшимся в памяти событием стали проводы отца на фронт после освобождения Крыма в 1944 году. На самом деле, отец уходил на фронт второй раз. Первый раз он попал туда, как и многие другие, конечно же, в 1941. Служил в артиллерии, попал в окружение. И однажды, когда его батарея не вовремя занялась профилактикой и обслуживанием матчасти, их, как говорится, голыми руками немцы взяли в плен. Бежал, и, пройдя по уже оккупированной территории сотни километров, вернулся домой. Дома в это время всем было, естественно, несладко. Как-то в городе отец случайно попал в облаву, и его в гестапо ни за что-ни про что сильно избили. Будучи гордым и очень сильным человеком (отец работал кузнецом), он страшно обиделся и по освобождении Крыма отказался от брони и ушёл на фронт. Вторично! Воевал на этот раз в разведке. Погиб в Прибалтике под Митавой.
Следующим ясным, уже послевоенным воспоминанием стали походы с младшей тётей за хлебом. Магазинов тогда было мало и приходилось идти довольно далеко. Каждый раз через разбомбленные воинские казармы, ещё одно напоминание о только что закончившейся войне. Другим напоминанием о том времени остались штампы в метрике: хлеб выдавали по карточкам с предъявлением документов.
Очень ярким и познавательным событием стала поездка к бабушке (матери отца) в Белоруссию. Надо сказать, что несмотря на трудное послевоенное время, а, может быть, именно из-него, передвижение людей по стране было очень большое. На вокзалах их были просто толпы. Помню, в Харькове, по переходным металлическим дугообразным мостам люди шли почти сплошным потоком. Там я чуть не потерялся, так как ушёл вперёд, думая, что отстал. Спасибо, окружающие, слыша мои призывы к матери и поняв в чём дело, мне помогли.
Одна из пересадок была в Орле, город был сильно разрушен. Ещё с того времени у меня осталось не до конца осознаваемое тогда понятие: «компассировать билеты». Хотя в пассажирских вагонах по билетам удавалось ездить не всегда. За счастье считалось при многочисленных пересадках долго не ждать и быстрее попасть на следующий поезд, хотя бы в товарняк на солому.
В литературе о военном времени, когда один из героев рассказывает, как он воевал, слушатели, в шутку, его иногда подначивали: «А ты хоть немца живого видел»? Лично мне, хоть воевать, по понятным причинам, не пришлось, живых немцев видеть приходилось. Правда, больше румын. Они, как говорили мои родные, были более добродушными. И хотя об этих встречах, именно во время войны, воспоминания остались весьма и весьма смутными, тем не менее вещественное напоминание об этом у меня после войны долго было: подаренная ими немецкая губная гармоника. Хорошо же немцы мне запомнились уже после войны. Пленными! При работах на городском кинотеатре и особенно на раскопках Неаполя Скифского. Ими тогда руководил известный археолог П.Н. Шульц. Я не мог хорошо не запомнить его в лицо, так как он часто и с видимым удовольствием показывал нам, местным ребятишкам, раскопки и рассказывал о скифах.
Ещё более, естественно, запомнились трудности послевоенной жизни. На первом месте, как обычно, стояло питание. Было оно довольно скудное и не совсем регулярное. Выживали как могли. Питались, в основном, пустыми супами и кашами. И если это были, к примеру, хоть перловка или пшено, но сдобренные зажаренным на постном масле луком, то это было очень вкусно. Не брезговали и макухой. Это были прессованные в виде кругов куски отходов производства подсолнечного масла. При этом даже дети знали, где в городе находится маслобойка. Кое-кто пробавлялся рыболовством и охотой, иногда даже в собственном дворе.
Мой любимый дядечка, младший брат матери, бывало, насыплет хлебных крошек под огромный куст дерезы, а когда воробьи дружно слетались на них, стрелял из берданки мелкой дробью, так называемым бекасином, прямо из двери дома. То-то было радости! Вся семья дружно усаживалась для их ощипывания. Сейчас такое посчитали бы чем-то из ряда вон выходящим, а тогда было весьма желательным! Это потом я узнал, что во Франции воробьи считались чуть ли не деликатесом. Видно, и французам, в своё время, немало голодать приходилось!
Мы с дядечкой часто ходили на Салгир рыбачить. Симферопольского водохранилища тогда ещё не было, вода в речке была чистой, поэтому живности в ней хватало. На удочку ловились не только пескари, но и голавли, а также усачи, называемые маринами. Выше по течению, на Ангаре, можно было поймать и форель. Особенно весной, в мутной воде половодья (вот, оказывается, откуда берёт начало известная пословица).
Если же удавалось раздобыть немного муки, мать пекла хлеб. Как же он был вкусен! Ржаной, с поджаристой, хрустящей корочкой! Но доставалось не много, так как большую часть приходилось продавать на городской толкучке, чтобы купить и что-нибудь другое. На ней тогда можно было купить всё, что угодно: от хлеба и фуфаек до кухонного стола, но, прежде всего, естественно, хлеб. Чёрный! О белом, первое время после войны, и не мечтали. Вообще, в советское время отношение к хлебу было трепетным. И правильно!
А вот сейчас, как же грустно становится, когда видишь сегодняшнее отношение к нему, о чём, естественно, все знают. Но все хотят только свежий! А разве трудно купить хлеб в нужном количестве и не более, чтобы он не успевал зачерстветь? Ведь магазины сейчас почти на каждом углу! Но это же надо думать, рассчитывать! А никому не хочется! Ни того, ни другого! Никому в голову не придёт выбрасывать деньги, но слегка зачерствевший хлеб — и рука не дрогнет! А нам после войны и черный не каждый день видеть приходилось!
Особым праздником был приезд матери с Украины, естественно, с продуктами. В Крыму с этим было гораздо хуже. Взрослые, конечно, работали, но концы с концами едва-едва сводили. Как минимум, до шестидесятых годов, а то и позже. Жили не просто от получки до получки. Часто и не хватало, поэтому деньги регулярно приходилось занимать: хоть несколько рублей, чтобы до этой самой получки дотянуть.
Вообще, послевоенная жизнь, насколько я, тогда подросток, мог ощутить, была довольно строгой. Вскоре после войны «забрали», как тогда выражались, деда. Больше мы его не видели, и ничего нам об этом не говорили. И мы, молчали! Так было тогда принято! Когда я в пятом классе познакомился с историей и, естественно, сравнил с днём сегодняшним (тогда), спросил у матери (хорошо, что хоть у матери), а куда же делись соратники Ленина. Мать строго ответила, что лишних вопросов задавать не нужно!
Самое значительное событие послевоенного времени, конечно же, смерть Сталина. Весь народ, и даже подростки, каким я был тогда, был потрясен и подавлен. Это воспринималось, пользуясь современными образами, почти как космическая катастрофа. Никто не мог представить себе, как жить дальше. Глухое брожение в народе, дело кремлёвских врачей-отравителей. Даже я, тогда, можно сказать, скромный и тихий пятиклассник, среагировал почему-то острее всех. Вскочил на парту и дико заорал: бей жидов — спасай Россию! Бить было кого, но дальнейшего развития мой призыв не получил, так как в этот самый момент в класс вошла классная руководительница. Мать, естественно, в школу вызывали, но дело обошлось разъяснительной беседой без особой взбучки.
Следующим заметным событием стало празднование в 1954 году 300-летия воссоединения Украины с Россией. Последовавшая передача Крыма в состав Украины вызвала сначала недоумение, а потом и недовольство после достаточно резкого ухудшения снабжения продовольствием. Тут необходимо отметить, что, как подтвердили последующие 60 лет, Украина всегда относилась к Крыму не так, как Россия. Россия как к всесоюзной здравнице, Украина как к области, с которой можно взять. Но прежде чем взять, надо вложить! Увы, с этим было туго! Особенно после 1991 года. Увы, то, что дёшево достаётся, дорого не ценится!
В послевоенное время, особенно сразу после войны, был ещё один больной вопрос — жилищный. До массового строительства жилья было ещё очень далеко. Восстанавливались города, у нас это, в первую очередь, Севастополь, а в остальных и к началу шестидесятых годов ещё оставались развалины. В Симферополе строились только отдельные здания. Ещё строились военные городки, так называемые ДОСы.
Поэтому люди выкручивались сами, как могли. У нас, например, семья была уже довольно большая, и жили очень тесно. Поэтому время от времени кто-то жил на квартире или у родственников. Маленький бабушкин домик стоял на глухой окраине города, над самой Петровской балкой, которую в городе называли Собачьей. В доме без фундамента были земляные полы и не было электричества. Поэтому даже во время оккупации к нам на постой не ставили. Как говорится, нет худа без добра!
Через два года после окончания войны у меня появился приёмный отец. Фронтовик, танкист. Человек, прошедший не только войну, но и плен, и концлагерь! Поэтому паспорт ему выдавали временный, каждый год приходилось менять. А так как о людских проблемах знал, естественно, не по-наслышке и всегда был готов придти на помощь, то всю оставшуюся жизнь он всегда пользовался большим уважением окружаюших. Тогда не только сделали полы и провели электричество, но и встал вопрос о постройке нового дома. Так называемые планы на индивидуальное жилое строительство государство давало довольно туго и далеко от места проживания. А большой семье не хотелось разлучаться. Поэтому после долгих «дебатов» был выбран вариант так называемого самостроя, но зато рядом с двором, хоть и на склоне балки. Последствия этого выбора сказываются и сейчас. В средине пятидесятых годов дом с большими трудами всё-таки был построен, но оформить его официально удалось только в 1991 году. В нём я живу и сейчас, спасибо родным!
Тем временем, постепенно страна от войны отходила. Хорошо запомнившимся явлением стало освоение целины. В 1958 году провожали сверстников, вчерашних десятиклассников, в Казахстан. Вследствие резкого уменьшения населения в годы войны, Крым принимал в этом участие только символическое. Однако положительные результаты освоения сказались быстро и в Крыму: хлеба стало больше и он стал лучше. Главное, началось масштабное строительство жилья.
Хрущёвская эпоха запомнилась повышением внимания народа не только к жизни страны, но и к международным событиям вследствие развития телевидения. Развенчивание культа личности и антипартийная группа, полёты в космос, поездки Хрущёва в Америку, его выступление в ООН, лозунг «Догоним и перегоним Америку» и анекдоты на этот счёт, знаменитая хрущёвская кукуруза и провозглашение строительства коммунизма, управленческие эксперименты Хрущёва.
Служба в армии была событием как бы только в личном плане, потому что тогда служили почти все. Правда, лично у меня, служба была хоть и рядовым, но не рядовой: через год обучения в авиашколе я попал в лётчики. Не пилотом, конечно, и не штурманом, но всё же полноправным членом экипажа реактивного фронтового бомбардировщика Ил 28 — воздушным стрелком-радистом. Так как кабина стрелка-радиста на всех типах самолётов тогда располагалась в хвосте, то нашего брата иронически называли «хвостовая интеллигенция».
Едва успели призвать в армию как вскоре случилось событие мирового значения — Карибский кризис. Правда, быть на Кубе мне не пришлось, потому что я служил в учебной части. Такие же самолёты как и тот, на котором мне приходилось летать, использовались на Кубе в качестве летающих батарей. Так что возможность туда попасть была бы вполне реальной, служи я в части боевой. А так обошлось только обсуждениями событий в кругу сослуживцев. Вскоре результаты экспериментов Хрущёва несколько сказались даже на питании лётного состава: хлеб хоть и остался белым, но стал хуже. В конце службы хрущёвская эпоха сменилась на брежневскую.
На это время пришёлся значительный кусок моей жизни. В начале 1965 года жили ещё трудно, поэтому после службы в армии были некоторые сложности с устройством на работу. Тем не менее, жизнь не стояла на месте.
Брежневское время запомнилось, прежде всего, стабильностью, неуклонным улучшением жизненных условий и отсутствием потрясений. Нельзя сказать, что жили очень легко. Когда оно легко бывает простому человеку? Многого не хватало, но можно было как-то рассчитывать свои возможности и не бояться, что в одночасье потеряешь всё. Поэтому тогда люди и копили деньги на крупные приобретения (и мгновенно в 90-х эти деньги потеряли, когда либералы под руководством иностранных советников устроили так называемую шоковую терапию). Многое покупали в рассрочку. Так тогда назывался беспроцентный кредит, чаще всего с уплатой предварительного взноса в размере 25%. Строились крупные объекты народного хозяйства: БАМ, атомные и гидроэлектростанции, каналы и водохранилища, поэтому был большой спрос на рабочую силу.
Рабочий человек был в почёте. Зарплата также была не маленькой: квалифицированный рабочий, особенно на оборонных предприятиях, мог зарабатывать в два-три раза больше рядового инженера. Был достаточно развит туризм, особенно внутренний, хотя и за границу ездили немало, по профсоюзной и комсомольской линии. Много было так называемых поездок выходного дня, которые щедро финансировались профсоюзами. Льготные путёвки предоставлялись и на отдых: в санатории, дома отдыха, особенно в пионерские лагеря детям. Уровень, как сейчас выражаются, сервиса был, конечно, не высок, однако, и полностью за свой счёт была возможность у каждого человека отдыхать на море каждое лето. Всё это можно подтвердить и на моём личном примере: жил я в кооперативной квартире, одновременно работал, заочно учился, и воспитывал детей. Каждое лето отдыхал на море, бывал и за границей.
Всё успевал. Не только потому, что был молод. Было хорошо известно, на что можно рассчитывать. Жизнь была спокойной и размеренной. Люди жили, не переживая, а что будет завтра? А при каких-либо неурядицах не только было куда, в крайнем случае, обратиться, но можно было и рассчитывать на помощь — это не то, что сейчас: никому ты не нужен со своими проблемами — только в суд, с невероятной тягомотиной, неподъёмными для простого человека расходами, и непредсказуемым, мягко говоря, исходом.
Потом началось! Война в Афганистане, смерти престарелых генсеков, и горбачёвщина. Сначала непонятная перестройка, потом провокационное: «разрешено всё, что не запрещено законом», как будто кроме закона никаких других норм не существует, безмозглая и разрушительная антиалкогольная кампания, а главное, так называемая гласность, больше похожая на болтологию. Новому генсеку люди дивились несказанно: как это так можно, что чуть ли не два часа отвечать на простой вопрос и …ничего не сказать по существу — ни да, ни нет. Для нас, людей, заставших (лично мне хоть и не много), сталинское время, это было дико: сплошная болтовня вместо реальных дел.
Вместо планомерной работы — одни эксперименты, непродуманные и неподготовленные. Шарахания во все стороны были невероятные: с одной стороны, раскрытие крупных преступлений, с другой, вывоз золота за границу вагонами. И понеслось! Непонятные реформы, избрание президента СССР, борьба за власть с Ельциным, ГКЧП, обстрел Белого дома и штурм Останкино, кровавые межнациональные конфликты в республиках, устроенные, как писала тогда «Комсомольская правда», партийными органами для отвлечения народа от решения их участи. У народа, как говорится, голова шла кругом!
У нас в Крыму были свои политические заморочки. Референдумы о сохранении СССР, затем о независимости Крыма, Украины, воссоздание Крымской АССР и избрание своего президента, дрейф в сторону России, потом свержение президента Киевом и урезание полномочий республики. И всё это на фоне развала Союза, независимости Украины и последующей усиленной украинизации Крыма. И, естественно, ухудшения жизни простого народа!
На экранах телевизоров дружба с Америкой, похлопывания по плечу Ельцына «другом » Биллом — идиллия. А жизнь простого человека после 1991 года, вообще, покатилась под откос. По совету заокеанских экономистов либералы решили переходить к рыночной экономике путём так называемой шоковой терапии. Сначала выпустили ваучеры для участии населения в приватизации, но не для всех. А у кого были, тот толком не знал, что с этими бумажками делать. Дельцы за бесценок их скупали, чтобы потом стать собственниками крупных состояний. Ввели продажу товаров по купонам, то есть, по сути, ввели карточную систему. Деньги начали стремительно обесцениваться. Со временем перешли на миллионы. Как после революции 1917 года.
Начались разваливаться предприятия, потому что под предлогом освобождения предприятий от излишнего контроля от него освободили директоров, которые не замедлили их приватизировать, расхищать и распродавать. Оставшиеся на плаву заводы, фабрики и даже торговые предприятия работали под контролем бандитов. Время от времени они устраивали между собой разборки, заканчивавшиеся стрельбой. Иногда дело доходило и до гранат. Жить становилось страшно! Люди стали оставаться без работы. Выживали как могли. Первое время многие «челночили» за границу: туда везли одно, оттуда — другое, продавали там и здесь.
Потом ездили торговать в Москву. Торговали, чем попало. Надо было на что-то жить. Страна начала превращаться в сплошной рынок. Чуть ли не все вдруг стали торговцами. И зрителями, так как телевидение усиленно прививало народу вкус к деньгам посредством устройства различных капитал-щоу, будь они все прокляты. А тем временем зарплату не платили месяцами. Начались забастовки. Никто на них не обращал внимания. От последствий такой внутренней «политики» полностью не можем избавиться до сих пор!
На Украине после развала Союза жизнь была, наверно, несколько легче, чем в России. Понятное дело: страна, сравнительно, небольшая, с развитой промышленностью и сельским хозяйством, с прекрасным климатом. Без Сибири, Заполярья и Дальнего Востока. Тем не менее, развала народного хозяйства не избежала и она. В Крыму это ощущалось, наверно, сильнее, чем на остальной части Украины, потому что Крым, хоть и не рядовая и даже передовая, но всё-таки окраина, тем более русскоязычная. Может, и разваливали специально, чтобы легче было держать в узде. Всё это сказывается даже сейчас, несмотря на переход в Россию.
Надо признаться, что крымчанам в составе Украины, в целом, жилось неплохо. Однако после 1991 года, когда ясно проявилось их желание сохранить СССР и не отдаляться от России, началась усиленная украинизация. Потихоньку и бандеризация. Большинству стало ясно, что без федерализации Украины и обеспечения языковых прав дальше будет гораздо хуже. И вот тогда, наконец, произошло главное событие последнего времени: полуостров ушёл в Россию. Не мог не уйти! Потому что Украина практически всё сделала для этого. После референдума некоторым звонили знакомые из Львова и говорили: « зачем вы это сделали? Да завтра пол Западной Украины будет у вас!» Благодаря России, не случилось, хотя в 2007 было. Тогда «поезд дружбы» оттуда добрался аж до Севастополя. Но в 2014-м повторить не удалось! Не те, слава Богу, оказались времена!
Разумеется, сейчас нам не просто. Другая страна, другие законы и порядки. Фактически переходный период полностью не закончен до сих пор. И, наверно, ещё не скоро будет закончен. Однако положительные знаковые события происходят одно за другим : Крымский мост, трасса «Таврида», пуск новых электростанций, строительство и ремонт дорог. Неведомый прежде размах, вселяющий надежду даже мне, старику! Но всё это в результате федеральных целевых программ. А жизнь людей зависит не только от центра, а больше от местных властей. Пока у них получается, увы, неважно.
Когда эта статья была уже опубликована, перечитывая её, не удержался и дописал ещё абзац. Для меня даже сейчас, можно сказать, почти праздник, если хлеб передо мной такой, каким я за все предыдущие годы хотел бы его видеть. Прежде всего, красивым! Умеренно высоким и поджаристым. С хрустящей корочкой! В меру связным и не крошливым. На который так и хочется намазать хотя бы тонкий слой настоящего сливочного масла. И который лучше любого, в конечном счёте, пирожного! Я и сейчас такой предпочитаю! Самое странное, если не сказать мистическое, заключается в том, что именно в самом ближнем ко мне, старику, скромном магазине, в который я хожу вот уже почти восемь десятков лет, в последние годы есть именно такой хлеб! Как мне кажется, лучший в городе: да и то сказать, кому, если не таким как я, знать цену ему, настоящему хлебу!