После череды поражений 1941–1942 годов Победа в Сталинградской битве стала переломным моментом не только в Великой Отечественной войне, но и в истории мировой борьбы с фашизмом. Не всё люди знают о войне, но сейчас открываются рассказами детей войны.
Помещаю два отрывка из СМИ и статью о моём детстве:
Неизвестная война. 75 лет окончания Воронежской битвы
Мы также отметили 75 лет с момента окончания одной из кровопролитнейших битв Великой Отечественной войны. Битвы за Воронеж. Наверное, более незаслуженно обиженного молчанием момента в истории той войны нет. И даже сегодня на всех уровнях деятели допускают ляпы. Поздравляют город с «освобождением». Что ж, историческая безграмотность сегодня в тренде и простительна. Тем не менее, поправим многих. Воронеж не был освобожден. Просто потому, что не был захвачен.
И в январе мы отметили иную дату. 75 лет разгрома «сборной Европы» под Воронежем. Воронеж стал третьим в истории, после Ленинграда и Севастополя, по длительности нахождения на линии фронта.
212 дней и ночей линия фронта проходила непосредственно через город. За всю войну было только два города — Сталинград и Воронеж, где линия фронта проходила через сам город. Мы говорим об освобождении Сталинграда? Нет. Вот и с Воронежем то же самое.
Более того, Воронеж стал жуткой мясорубкой и щитом одновременно. Мясорубкой для частей, который должны были идти на помощь Паулюсу в Сталинград. И щитом для Сталинграда. Сталинград стал первым в табели наиболее сильно разрушенных городов. 95%. Воронеж – вторым. 94,5%.
Город, незаслуженно обойденный званиями и наградами, но внесший огромную лепту в историю Победы. И так и не захваченный врагом. Да, тем страшным летом 1942 года большая часть правобережной части города была захвачена фашистами. Большая, но не вся. Район сельскохозяйственного института СХИ остался за нашими войсками.
Бои там носили просто ужасающий характер, ничем не уступая сталинградским боям. Рукопашные схватки за каждый дом. И на левый берег фашисты смогли прорваться только однажды. 7 июля командующий германской группировкой фон Вейхс объявил своим солдатам об окончательном захвате Воронежа, несколько позже фон Бек сообщил об этом фюреру. Преждевременно, и вранье стоило фон Беку карьеры.
На самом деле, это было только начало. Начало той битвы, которую вел сформированный Воронежский фронт генерала Ватутина, и о которой «Совинформбюро» скромно молчало, заменяя правду о тяжелейших боях обтекаемыми словами «… упорные бои в районе Воронежа».
«Упорные бои» — это 40 из 55 тысяч итальянского Альпийского корпуса, это вся 8-я итальянская армия, это 170 из 203 тысяч 2-й венгерской армии, это 3 армейский корпус и 13 армия Румынии. Ну и 26 немецких дивизий как дополнение в той или иной степени размолоченности. В целом потери фашистов всех стран участниц составили около 400 тысяч человек. Около 75 тысяч попало в плен, кстати, первые фашистские генералы (немецкие, венгерские и румынские) взятые в плен в Великой Отечественной, были взяты именно солдатами Воронежского фронта.
За это была заплачена непомерная цена. Около полумиллиона наших солдат и офицеров. Откровенно уродская политика руководства страны не позволила городу занять достойное место среди городов-Героев. Печально, конечно. Но увы, заслуги Воронежа были оценены только орденом Отечественной войны 1 степени. Но – не за награды воевали. И о событиях 1943 года, о радостных событиях, когда на сталинградской, воронежской, курской и белгородской землях ломался хребет фашистского сборища, мы еще вспомним.
Вспоминая добрым словом наших солдат и командиров и не проливая предательских слезок по невинно убиенным немцам, венграм, румынам, итальянцам, испанцам и прочим. Наше дело правое, мы победили! И именно в 1943 году началось освобождение народов от коричневой чумы».
История из жизни одного космонавта
Из воспоминаний Константина Феоктистова. «Немцы ворвались в город в начале июля 1942 г. За несколько дней до этого началась организованная эвакуация (показана в фильме «Особо важное задание») и неорганизованное бегство населения. Мать моей тещи работала тогда няней в детском саду, уволиться или просто так оставить работу права не имела. Но зато имела колечко с бриллиантом, оставшееся от покойного мужа. Пришла к заведующей детсадом, молча положила колечко ей на стол. Та посмотрела, вздохнула, отперла сейф и выдала паспорт (который тогда учреждения и предприятия отбирали у сотрудников при приеме на работу). Надев на себя и дочку — мою будущую тещу, которой тогда было девять лет, — все платья, какие у них были, бабушка жены двинулась на восток, через реку Воронеж. Через полчаса после того, как они перешли ее по легендарному у воронежцев Чернавскому мосту, его взорвали.
Плотная толпа беженцев продолжала идти на восток, и тут налетели немецкие самолеты. Они прекрасно видели и понимали, что под ними мирняк, но стреляли и бомбили. Народу полегло немеряно. Бабушку и маму жены спасло только то, что за несколько минут до налета они свернули на боковую дорогу, к селу, в котором у бабушки была родня. Скорее всего, в той же колонне беженцев шли и Феоктистовы — Мария Фёдоровна и её сын Костя, будущий космонавт. Через два дня, воспользовавшись отлучкой матери, 16-летний Костя сбежал и вернулся в Воронеж, где добился зачисления в разведгруппу. С 6 июля он, вместе с другими такими же пацанами-разведчиками, уже начал ходить через линию фронта, в правобережную часть города, захваченную немцами, добывать информацию о состоянии и действиях неприятеля. Четыре раза разведка закончилась удачно, на пятый не повезло: при переходе линии фронта Костю поймали эсэсовцы и расстреляли.
Выстрел был в лицо, в упор. Случилось чудо: пуля прошла через подбородок и мягкие ткани шеи навылет. Ночью Феоктистов очухался и смог уползти к своим. Дальше госпиталь, эвакуация в Коканд, окончание школы, с отличием и поступление в Бауманку. Затем работа в королёвском КБ, зачисление в отряд космонавтов как первого гражданского космонавта-инженера, полёт в космос в 1964 году (взлетели при Хрущеве, приземлились при Брежневе) и, наконец, звезда Героя — которую он, по совести, заслужил за 22 года до того, в горящем Воронеже. По-видимому, участие в боях за Воронеж окончательно сформировало характер Феоктистова — прямой и непреклонный. В институте он принципиально не ходил на лекции по марксизму и политэкономии, хотя и оставался из-за этого без доппитания — в голодное-то военное время!
Он был единственным беспартийным в советском отряде космонавтов, и резко отклонял неоднократные предложения вступить в партию. Он был почти единственным, кто осмеливался на повышенных тонах спорить с самим Королёвым. Он был почти единственным, кто открыто выступал против программы разработки многоразовых космических кораблей «Буран», считая, что она лишь повторяет те капитальные ошибки, которые уже совершили американцы, сделав ставку на «Шаттлы» (кому интересно, почитайте книгу Феоктистова «О космолетах»). Воронеж помнит своего сына и защитника. Феоктистов стал первым гражданином СССР, в честь которого еще при жизни была названа городская улица.»
Источник: Politikus.ru
Личные воспоминия
Вот немного и из моего детства.Точно не помню, но по-моему, через год после освобождения Воронежа я был с матерью в кузове грузовика, проезжающего по улице Воронежа. Улицей назвать это было назвать просто невозможно. Это была дорога, расчищенная от развалин уже непонятных строений. А задолго до этого мне пришлось испытать эвакуацию из под Воронежа. Вот мой короткий рассказ об этом.
Война не обошла меня и мою жену. Жена всю блокаду пережила в Ленинграде, осталась без отца и без матери. Мой отец был в концлагере в Польше. С товарищами устроил побег. Погиб в конце войны 18-го марта 1945 года. Я, как малолеток, вместе с дедом и бабушкой при подходе немцев эвакуировались поездом из под Воронежа, но отъехали мы недалеко. Впереди немцы разбомбили железную дорогу. Поезд остановился рядом с небольшой деревней. Застрял не только наш поезд с беженцами, но также и военные составы, в том числе и с ранеными.
Пустили люди добрые нас переночевать. Утром проснулся от грохота разорвавшейся близко с домом бомбы. Увидел стоящего перед окном мальчика, по-видимому сына хозяйки дома, с каплями крови на лице от выбитого волной стекол от окна. Что-то кричала бабушка, вбежавшая в комнату, где я спал на полу под окном. Схватив меня, бабушка вытащила, меня ничего не понимающего на улицу. Все что-то кричали и куда-то бежали, а недалеко рвались бомбы. Так меня бабушка дотащила до какого-то рва, где уже согнувшись прятались, прижимаясь ко дну этого рва, много разных людей. Дома многие горели. Всё время громко ревели самолёты и непрерывно рвались поблизости бомбы. Так продолжалось около часа по времени.
Я был ошеломлён всем этим и ничего не понимал, а поэтому не помню чтобы чего-то боялся. Но это было только в начале этого кошмарного сна наяву. Но когда бомбёжка прекратилась на короткое время, бабушка опять меня потащила дальше от железной дороги. Где-то метров через сто мы очутились в погребе, стоящего рядом дома. Там уже находились какие-то люди, которые и приютили нас. Как я понял позже: это был только первый эшелон налёта немецких самолётов на станцию, где скопилось много поездов, ожидавших ремонта дороги.
Через небольшой перерыв налёты возобновились. Тогда-то я и ощутил что такое страх по-настоящему. Бомбы падали беспрерывно с небольшим интервалом по времени. И каждая бомба издавала нарастающий вой. Этот вой сводил с ума, потому что каждый раз этот вой был таким понятным окончанием для меня прямо сейчас моей жизни. Этот нарастающий вой не оставлял надежду на то, что бомба упадёт не на меня, не на нас, находящихся в этом погребе. Почему такая была уверенность я не знаю до сих пор.
Проститься с жизнью только один раз- это страшно, а когда бомбёжка не прекращается несколько часов, то можно сойти с ума, в чём я и убедился, когда взрослым стал читать воспоминания побывавших под бомбёжкой других людей. К вечеру бомбёжки прекратились. Выбравшись наверх, бабушка со мною стали искать деда, который ещё до начала бомбёжки, ушёл в ближнюю деревню искать
возможности устроиться временно на жильё и узнать возможности дальнейшей эвакуации. Как мы нашли друг друга так я и не понял. Наверное люди рассказали деду, что видели нас: бабушку с внуком. Дед рассказал нам, что при возвращении к нам его обстрелял немецкий самолёт. Помогло то, что рядом был овраг, в котором он спрятался.
После встречи мы присоединились к колонне беженцев и поплелись пешком до ближайшей деревни, оставляя за собой в наступившей темноте раненную дымящуюся деревню и зарево вдали полыхающего пожара. По-видимому, это что-то горело в Воронеже или его окрестностях. Когда мы пришли в деревню, то стали проситься на ночлег. В первом доме крепкого строения нам отказали, но во втором бедненьком доме нас пустили. Мы, конечно, были очень рады этому и повалились спать на пол. Других спальных мест просто у них не было. Люди эти жили бедно.
Но радовались мы недолго, так как ночью на нас напали стаи клопов. Предстоял далёкий путь в Саратовскую область к родным, временами останавливаясь в какой- либо деревне на несколько дней, чтобы дед мог подзаработать для нашего существования и дальнейшего продвижения. Дед работал кузнецом. Кузнецов во время войны забрали почти всех на фронт, поэтому деду были рады в деревнях, через которые лежал наш путь спасения. Иногда нас подвозили попутные повозки, а когда приходилось идти пешком, то дед меня иногда вёз на тачке.
Так начиналось моё детство, из которого уже я мало что помню. Вся жизнь пролетела так быстро, что трудно становится даже понять свои короткие воспоминания, странички былого, даже уже не верится, что было всё это наяву.