Состоянии экономики России с 1837 года

Необыкновенна жизнь и судьба Василия Александровича Кокорева.  Простое перечисление его инициатив, дел и достижений поражает воображение.

Кокорев Василий АлександровичВ родном городе Солигаличе он основал водолечебный санаторий, в Орле создал винный откуп, в Баку построил первый в России нефтеперегонный завод, в Москве на Софийской набережной соорудил гостинично-складской комплекс, получивший название «Кокоревское подворье».

Он написал записку о развитии золотого промысла в России, пытался наладить торговлю с Персией и Средней Азией, участвовал в учреждении Общества Волжско-Донской железной дороги, Русского общества пароходства и торговли, а также Волжско-Каспийского пароходства «Кавказ и Меркурий».

Он учредил Волжско-Камский банк, основал первую художественную галерею, написал несколько книг. И это еще далеко не все, чем прославился знаменитый русский предприниматель и общественный деятель XIX века…

Одна из книг, которую написал В.А.Кокорев, называется «Экономические провалы». Поразительно, прошло почти пару веков, а как-будто ничего не изменилось, прямо как марксизм.

* * *

Печалование о расстройстве экономики России объемлет в настоящее время все сословия; все чувствуют, как быстро в наших карманах тают денежные средства и как неуклонно мы приближаемся к самому мрачному времени нужд и лишений.

Наше экономическое и финансовое обнищание образовывалось целыми десятками лет и дошло до того, что теперь никакие новые системы займов не могут направить нас на путь общего довольства и благосостояния. Вместе с этим было бы уже окончательно пагубно предаваться полному отчаянию, а лучше взглянуть без колебаний и робости прямо в глаза причинам, породившим угнетающие нас обстоятельства.

Финансовая война против России настойчиво ведется Европой с начала 30-х годов (имеется ввиду 1830 год); мы потерпели от европейских злоухищрений и собственного недомыслия полное поражение нашей финансовой силы. Настоящее положение настойчиво требует того, чтобы мы ободрились духом и сознали бы силу в самих себе для поднятия экономики России.

Прежде всего считаю необходимым предупредить благосклонных читателей, что я вовсе не имею намерения утруждать их внимание предложением какой-либо финансовой системы, откровенно сознавая в себе полное незнание финансовой техники, при совершенном притом недоверии к девальвациям, консолидациям, конверсиям и тому подобному туману, напускаемому на нас в виде финансовой науки: но в то же время я полагаю, что внесу в сокровищницу общей пользы посильную лепту, если изложу последовательно все случаи пережитых Россией финансовых и экономических провалов, для определения которых, я должен сознаться, у меня нет никаких материалов, кроме запаса памяти о событиях, причинивших финансовое расстройство.

События эти всегда предварялись блестящими надеждами и ожиданиями со стороны изобретателей их и сопровождались самыми горькими последствиями, достававшимися на долю народонаселения. Таковые события живо и ясно сохранились в моей памяти, и мне сдается, что если читатель вообразит себе нижеизлагаемые провалы никогда не существовавшими, то его внутреннему воззрению представится наше дорогое отечество богатейшею страною в мире, не нуждающеюся ни в каких кредитных пособиях со стороны иностранных бирж, Ротшильдов, Мендельсонов, Блейхредеров и т. п.

А дабы губительное действие провалов было по возможности исправлено, надо прежде всего знать их корень и горечь последствий. Вот почему, на закате моих дней, я решился написать очерки провалов в экономике России, начинающихся за пятьдесят лет тому назад, основанные единственно на пережитых мною тяжелых ощущениях, при виде того, как при каждом провале искалечивалась русская народная жизнь и как надвигались на нее тучи бедности и лишений, несмотря на блестящую внешность официальной России.

Первый провал

Слух о намерении правительства сделать монетною единицей серебряный рубль и тем самым удорожить денежную стоимость жизни в три с половиною раза появился в 1837 г . Слух этот сильно встревожил всех; каждому представлялось, что имеемый им капитал значительно сократится в выражении своей ценности при покупке на рынке разных потребностей жизни.

Так, например: пенсионеры, получавшие примерно, 350 рублей в год, могли при установлении новой единицы получать только 100 рублей и, конечно, не верили в то, что жизнь их пойдет прежним порядком без всяких лишений. Заводчики и фабриканты, нанимавшие рабочих, предвидели, что, при определении новых окладов, переложенных на серебро, нельзя будет тому рабочему, который примерно получал в месяц 10 руб. 50 коп. на ассигнации, назначить только 3 руб. сер.

Отсюда выводилось то заключение, что производство фабрикатов и заводских изделий вздорожает, а средства к покупке сократятся от непомерного возвышения денежной единицы.

Интеллигенты того времени и главнейшие лица, соприкосновенные новому проекту высокой денежной единицы, утверждали, что все предметы в продажной своей цене настолько подешевеют, что на один рубль серебряный можно будет купить на рынке все то, что покупалось на 3 с половиной рубля ассигнационных; но в то же время интеллигенты, чуждые увлечений и не принадлежавшие к составу петербургского чиновничества, т.е. помещики, проживавшие тогда в своих имениях, и первоклассные купцы находили, что России еще рано жить на серебряную единицу, потому что эта единица невольным образом разовьет нашу жизнь в графу расхода, тогда как нам было бы полезнее развивать себя в графу прихода, посредством изучения технических, сельскохозяйственных и других знаний.

В таком положении все чувствовали шаткость своих состояний и предвидели в будущем потрясение в торговых делах. В начале 1838 г . распространился слух, что мысль о серебряной единице внесена в Государственный совет членом оного, бывшим польским министром Любецким. Слух этот настойчиво поддерживался с добавлением к нему известия о том, что бывший тогда министр финансов граф Канкрин ратует против введения крупной единицы. Возникли подозрения, что тлетворный ветер дует из Польши. Народ заговорил: мы поляков побили дубьем, а они нас бьют рублем. Приготовления к перемене единицы выражались в 1838 г . рассылкою по всей России новых окладных листов с переложением податей, цены на вино, соль, гербовую бумагу и т.д. на серебряный рубль.

1 июля 1839 года последовало бракосочетание Великой княгини Марии Николаевны с герцогом Лейхтенбергским. Это была первая свадьба в царствование Императора Николая в царском семействе. Между значительными помещиками Костромской губернии (Шиповыми, Катениными, Куприяновыми и т.д.) шел разговор, передававшийся и в другие слои Костромского общества, что день бракосочетания Великой княгини будет ознаменован прощением декабристов.

Все ожидали милостивого манифеста, и манифест действительно появился 1 июля, но не о декабристах, а о введении в действие серебряной единицы. И потекла русская жизнь широкою, но мутною струею по графе расхода, и стали мы жить, признавая наименьшим знаком ценности рубль серебра; тогда как Франция жила и ныне живет, несмотря на богатство ее почвы, приносящей доходность четыре раза в год (виноград, шелковицу, пшеницу и фрукты) на единицу (франк), сравнительную с нашим четвертаком, т.е. в 25 копеек ценности; а Германия на единицу (марка), равняющуюся нашим трем гривенникам.

И стали наши меняльные столы на столичных, губернских и уездных рынках, обремененные массою екатерининских империалов и полуимпериалов и французских (по тогдашнему народному выражению) золотых лобанчиков и грудами петровских и екатерининских целковых и австрийских талеров, освобождаться от этих тяжелых грузов, и потекли эти грузы туда, где завистливо смотрели на богатства России, и зажили мы бойко, весело, укладывая в карманах не тяжелые ноши золота и серебра, а легкие бумажные знаки кредитных билетов. Экономики России и народная жизнь увидела пред собою совершенно противоположное явление тому, которое ей предсказывали изобретатели высокой единицы: на рынках все стало дорожать, и со временем цены на все потребности сделались на серебро почти те же самые, какие были на ассигнации.

Похожая публикация:  История развития средств агитации

По этой причине рабочий труд заявил требование на прибавку жалованья, которая в силу необходимости была сделана; но через год, когда заводчики и фабриканты свели свои счеты, производство их выразилось убытком.

В это время не было никаких газет, кроме «Северной пчелы», которая извещала о ходе русской жизни только сообщениями о поездке Фаддея Булгарина два раза в год на мызу его Карлово, близ Дерпта; следовательно, большинство людей могло судить о вредных последствиях серебряной единицы только по разрушительным явлениям той местности, в которой они жили. В это время я жил в городе Солигаличе, на Севере Костромской губернии.

Это самая глухая местность, далее которой нет почтового тракта, и потому очень естественно, что я не могу дать очертание тому расстройству, которое серебряная единица произвела вообще в России, а поименую только те бедствия, какие произошли около Солигалича, а именно: находившийся в городе Солигаличе солеваренный завод, принадлежавший мне в соучастии с моими дядьями, закрылся вследствие того, что при возвышенном для рабочих жалованье солеварение оказалось убыточным.

Сто человек заводских рабочих пошли по миру и пятьсот человек дровопоставщиков и извозчиков для перевозки соли в ближайшие села и города потеряли свои заработки. В городе Галиче и селении Шокше закрылись все замшевые фабрики, получавшие оленью кожу для выделки замши из Архангельской губернии (Мезени и Пинеги); в Костроме закрылись полотняные фабрики Дурыгиных, Угличаниновых, Солодовниковых, Ашастиных и Стригалевых; в Ярославле и Кинешме закрылись известные салфеточные фабрики, и вместе с этим уничтожился спрос на лен, оживлявший сельский быт в губерниях Ярославской, Вологодской и Костромской.

Если верить тому, что тлетворный ветер крупной серебряной единицы дул из Польши, то нельзя не признать, что злоухищрения польского подкопа под нашу экономическую жизнь попали в цель и произвели такой взрыв, от которого мы бедствуем полвека .

Когда, с прекращением в Солигаличе завододействия, я был вытеснен из рамки уездной жизни в Петербург для приискания себе откупных занятий и когда я удостоился благорасположения бывшего тогда министра финансов графа Вронченки, то при разговоре с ним о вредных последствиях злополучной единицы я узнал от него, что граф Канкрин был против этой единицы и поручил ему, как товарищу своему, уведомить циркулярно европейских банкиров о том, что министр финансов не разделяет пользы и потребности этого нововведения; но Ф.П. Вронченко отказался подписать эти уведомления, находя, что после утверждения новой единицы верховною властью он не считает себя вправе рассылать по Европе какие-то письма, не одобряющие последовавшего решения.

Обращаясь к костромским фабрикантам, выделывавшим парусину для флота и холст для войск, припоминаю одно печальное, потрясающее обстоятельство. Все фабриканты собрались и поехали в Петербург, еще во время министерства графа Канкрина, объяснять свою убыточность и просить выделанные на их фабриках парусину и холсты принять в казну вместо зоготовления таковых в Англии, дабы этим способом ликвидировать свои дела без банкротства.

Просьба не была уважена, и возвратившиеся фабриканты в ближайшем времени все обанкротились, а один из старших Дурыгиных (двоюродный мой брат), который орудовал делами своей фирмы, уединясь от семьи, вышел на крышу своего дома и бросился на мостовую; через шесть часов после тяжких страданий он умер.

После этого страшного события и прекращения действий на моем солеваренном заводе, я видел в серебряной единице гнев Божий, наказание, превосходящее по убыткам, понесенным во всей России, в несколько раз те потери, какие причинила война 1812 г , Затем понятно, что ко всякому петербургскому нововведению я не мог иначе относиться, как с боязнью, опасаясь, чтобы последствия нововведения не разразились опять новыми бедствиями. В таком настроении застал меня 1840 г ., образовавший новый провал в экономике России.

Второй провал

Крупная серебряная единица, спровадив наши империалы и целковые за границу, не замедлила привести нас к необходимости приступить к заграничным займам.

В эти годы заем был сделан, кажется, в Голландии на постройку железной дороги между столицами. Вопрос о дороге предварительно обсуждался (1840-1841) в особом комитете, состоявшем из всех министров, с присоединением к ним трех частных лиц: графа Бобринского, А.В. Абазы и К.Н. Кузина. Граф Канкрин был вообще против сооружения железных дорог; но никто из русских людей не разделял этого мнения, а желали того, чтобы дорога была построена сначала от Москвы к Черному морю, а потом уже было бы приступлено к сооружению второй линии между Москвой и Петербургом .

Мнение это основывалось на том, что Петербург может без особого ущерба 5-10 лет подождать рельсового пути к Москве, будучи соединен с нею для пассажирского движения шоссейным трактом, а для товарных грузов — тремя водяными системами — Мариинской, Тихвинской и Вышневолоцкой. Соединение Москвы с Черным морем казалось более необходимым в смысле обеспечения черноморских берегов от высадки неприятеля и торговых интересов, которые представляли большие грузы при устройстве рельсового пути через всю хлебородную площадь, не имеющую водяных сообщений к Москве и гораздо более населенную, чем пространство между столицами. На стороне этого мнения были Москва, Харьков, Рыбинск и самый Петербург.

Для сообщения такого взгляда явились к министру финансов первоклассные купцы того времени: Н.М. Журавлев (Рыбинский), С.Л. Лепешкин (Московский) и К.Н. Кузин (Харьковский) и другие. Они рассчитывали на то, что Канкрин, как противник сооружения дороги из Петербурга в Москву, поддержит их мнение, но оказалось нечто смешное.

Больной и устаревший Канкрин, при всем своем уме, не мог оценить великого значения вышеизложенной мысли и отвечал им, что он удивляется, как могло придти в голову предположение строить железную дорогу через такую местность, где на волах всякая перевозка делается за самую дешевую цену. Последствия показали, сколь велик был промах со стороны правительства, не обратившего внимания на вышеизложенный взгляд.

Если бы дорога от Москвы к Черному морю была начата постройкою в 1841 г ., то Россия не почувствовала бы невозможности с миллионом лучшего в мире своего войска отразить высадившегося около Севастополя неприятеля в количестве 70 тыс. Впрочем, и самой высадки не могло бы быть, когда бы Европа знала, что наши войска по железной дороге, без всякого утомления, могут через несколько дней явиться на берегах Черного моря.

Провал этот был так велик, что в него провалились Черноморский флот, Севастополь, полмиллиона войск и сотни миллионов рублей. Отсюда получает свое начало порабощение экономики России денежному влиянию иностранных капиталов, и какая бухгалтерия возьмется определить в цифрах общую сумму понесенных Россиею потерь от того, что Москва не была прежде С.-Петербурга соединена железною дорогою с Черным морем!

Третий провал

По поводу распространения бумагопрядилен, ткацких и набивных ситцевых фабрик возникло какое-то делорассмотрение в Государственном совете, кажется, вследствие представления в 1848 г . гр. Закревского, желавшего уменьшить число фабрик в Москве, в видах освобождения города от зловония.

Пользуясь благорасположением министра финансов графа Вронченки, я дозволил себе выяснить весь вред, наносимый этими фабриками крестьянскому сельскому хозяйству и торговому балансу России. Вред этот состоял в том, что русский крестьянин стал носить ситцевые рубашки, а крестьянки — ситцевые сарафаны и платья, и таким образом все русское народонаселение сделалось данником Америки, по платежу денег за хлопок.

Похожая публикация:  Царь Василий Шуйский. Правление меж двух Лжедмитриев

Вместе с тем, другая часть народонаселения, занимавшаяся посевом льна в губерниях Вологодской, Костромской, Ярославской, Владимирской, Псковской и Витебской, потеряла возможность сбыта его. Выяснив все это, я просил графа Вронченку защитить наши льняные посевы и льноткачество от замены льна хлопком.

После этого разговора я отлучился из Петербурга в разные губернии на продолжительное время, и когда возвратился в Петербург, то возобновил мой разговор о защите льняного производства. Граф мне сказал, что Государственный совет для льнопрядильщиков дал такие льготы, каких не имеют бумагопрядильни, а именно: дал право каждой вновь возникающей льнопрядильне получать бесплатно отвод 100 десятин казенной земли и быть 1-й гильдии купцом без платежа по гильдейским свидетельствам.

Разумеется, это гомеопатическое пособие никакого влияния на развитие дела не имело, так как на устройство льнопрядильни нужно, по крайней мере, миллион рублей, который и должен быть огражден тарифом на хлопок, а не пожертвованием 100 десятин земли, стоящих, положим, в Псковской губернии 3000 рублей, и не облегчением платежа гильдейских податей, составлявших тогда 200 рублей в год.

Со времени образования бумагопрядилен до 1878 г ., не было никакого тарифа на хлопок в сырце, и Россия в течение этого времени заплатила за этот материал Америке, по крайней мере, миллиард рублей, нарядив всех в ситцевые одежды и уничтожив огромную отрасль промышленности, существовавшую во всех деревнях при окраске холста в синий цвет кубовою краскою с набойкою по ней ручным способом разных узоров. Теперь на каждом крестьянине, на каждом фабричном и рабочем труженике вы видите — в его непрочной ситцевой рубахе — вывеску плательщика подати в пользу Америки.

В последнее время явилась и другая подать, в пользу Германии, — это пошлина на ввозимый туда русский хлеб, составляющая до 2 руб. на четверть, т.е. гораздо более того, что может получить в лучший год от хлеба сельский хозяин или купец, торгующий хлебом. Таким образом, легла иностранная подать на плечи рабочего, в виде одежды, и на мускулы пахаря, в виде пошлины за право привоза хлеба за границу.

Отсюда является сам собою такой вывод, что самостоятельной экономики России — нет, и вместо нее существует европейско-американская русская колония, обложенная веригами налогов в пользу иностранцев. Существующий ныне тариф на хлопок установлен с 1878 г . и составляет, кажется, только 40 коп. с пуда; если бы этот тариф увеличить впятеро, тогда посевы льна и употребление в народе на носильное платье прочной льняной ткани ввелось бы в употребление, а государственная роспись значительно уменьшила бы свой дефицит.

Возвышение тарифа подняло бы продажную цену на миткаль не более 1 коп. на аршин и произвело бы другую еще более существенную пользу, заключающуюся в образовании хлопчатных плантаций в обширном размере в Ташкенте и Закавказском крае, и тогда отлив нашей монеты, платимой за американский хлопок в сырце, стал бы ежегодно уменьшаться, производя этим уменьшением значительное и прочное улучшение курса.

Четвертый провал

Хотя вышеизложенные провалы значительно поколебали крепость русских финансов, но европейская экономическая интрига устремилась еще на новый пункт сокрушения нашей внутренней экономической силы. Начинаю речь о Кяхте, этом разменном пункте, в котором китайские чаи приобретались на сибирские меха и произведения московских и владимирских фабрик, как то: суконных, плисовых, парчовых и тюлевых. Нам почему-то вздумалось уничтожить разменную торговлю, основанную Петром I и укрепленную Екатериною II, допущением покупки в Кяхте чая на золото и серебро.

Вскоре после этого был разрешен ввоз китайского чая по всем заграничным западным таможням и в портах морей Балтийского и Черного. С введением этого узаконения прекратилось приготовление в России разных тканей для Китая, и нам пришлось платить европейской торговле за чай десятки миллионов рублей в год, не говоря уже о тех потерях, какие понес Сибирский тракт, на расстоянии более 10 000 верст от Кяхты до Москвы, от сокращения перевозочного движения. И, таким образом, по потреблению чая все мы сделались данниками чуждых стран.

Когда приготовлялись порешить разменную торговлю в Кяхте и отворить все таможни для пропуска чая по западной границе, тогда стали являться в С.-Петербург из Москвы как Кяхтинские торговцы, так и фабриканты, работавшие для Китая (в числе их припоминаю часто бывавших у меня Е.С. Морозова и И.А. Корзинкина), и умолять властных лиц, в видах общей и государственной пользы, оставить дело при старом порядке; но золото Англии, как гласила тогда народная молва, превозмогло, и потому интересы государственного торгового баланса, Сибирского тракта, московских фабрик и вообще всего русского народа с его потомством были принесены в жертву интересам чужестранным.

В последующем изложении мы увидим, что, после четырех провалов потребность во внешних займах усилилась, и курс нашего бумажного рубля пришел в колебание. Экономика России пришла в колебание также.

 Пятый провал

Из четырех провалов три оказали самое губительное действие на состояние финансов: крупная единица в виде серебряного рубля, распространение бумагопрядильных фабрик без обложения пошлиной хлопка, с происшедшим от того угнетением льняного народного промысла, и отмена меновой торговли в Кяхте, с допущением привоза чая по западной границе.

Мы употребили выражение, что серебряная единица была введена только в виде серебряного рубля, потому что в народном обращении этого рубля нигде не оказалось через 3-5 лет после манифеста 1 июля 1839 г ., и целые поколения народились и сошли в могилу, не видав ни разу монеты, хотя жизнь их шла по бумажной переписке на какой-то серебряный рубль.

Следы этой фальши существуют и доньше в наших старых медных деньгах, на которых сказано пять копеек серебром, три копейки серебром и т.д. Археологи будущих столетий получат полное право считать наше время до того невежественным, что мы даже медь признавали за серебро.

Между тем как приближалось к нам расстройство экономики России, мы в 1849 и 1850 годах сводили денежные и политические счеты после Венгерской кампании и в том и в другом значении получили весьма скорбные выводы. Затем в 1851 г . праздновали открытие С.-Петербурго-Московской железной дороги и 25-ти-летний юбилей царствования Императора Николая I.

В это время носились слухи, что заем, сделанный для сооружения Николаевской дороги, поглощен расходами Венгерской войны, и что это привело к необходимости, для окончания железнодорожных расчетов, сделать экстренный выпуск кредитных билетов. Хотя эти билеты, при обеспечении их всем достоянием государства, было обязательно для правительства разменивать на монету всем тем лицам, которые этого размена потребуют, но для более еще твердой ценности этих билетов был издан Высочайший указ о том, что выпуск кредитных билетов не иначе может быть производим, как с обеспечением их на 1/6 часть золотом или серебром.

Среди таких шатких финансовых обстоятельств в Европе стал возникать вопрос о том, можно ли ценить русский бумажный рубль в его полной нарицательной стоимости, и одно возникновение этого вопроса произвело то, что все займы, предшествовавшие Крымской войне, пришлось делать по уменьшенному курсу.

При таких условиях приближались к нам ужасные последствия второго провала, исходившие из того, что рельсовые пути не были положены от Москвы к Черному морю прежде соединения ими наших столиц.

Похожая публикация:  Императрица Екатерина II. Биография и история правления

В 1853 г . последовала высадка англо-французских, сардинских и турецких войск на южный берег Крыма. Всем известны неудачи и последствия войны, описание которых не может входить в состав моей повести; но я скажу лишь то, что относится до финансовых очерков того времени. Все перепуталось и потеряло свои основы, так что указ об обеспечении кредитных билетов 1/6 частью монеты остался мертвою буквою.

Война кончилась, русская грудь засвидетельствовала перед всей Европой свою непобедимость, а финансовое состояние оказалось в полном бессилии и даже в неизлечимых язвах. В это время, после Парижского мира, мы сознали необходимость покрыть Россию сетью железных дорог и начали с того, что народное дело сооружения дорог предоставили в руки французов, наших, так сказать, вчерашних врагов, и на русской земле, во время коронации Александра II, появился из Парижа известный аферист времен Наполеона III, Перрейра, с толпою булочников, парикмахеров, башмачников и т.д., называвших себя опытными инженерами.

Составленное под руководством этих лиц общество получило название Главного Общества Российских железных дорог, и в круг его деятельности входили четыре линии:

  • 1-я — от Петербурга до Варшавы,
  • 2-я — от Москвы к Черному морю до Феодосии,
  • 3-я — от Курска до Либавы
  • 4-я — от Москвы до Нижнего Новгорода.

Несколько патриотических лиц из среды купечества, испуганных вторжением Французов в дело русского народного труда и предвидевших, что Россия снова попадется в ловушку иностранной экономической интриги, обратились с разъяснением своих опасений к графу Закревскому, пригласив и меня к участию в их совещаниях. Граф выразил полное сочувствие к нашим словам и добавил от себя:

«Зачем нам прибегать к каким-то иностранным капиталам, когда у нас есть все нужное для постройки дорог дома: железо на Урале, лес, песок и щебенка повсюду, с массою рук, ожидающих работы во всех деревнях? Поезжайте к Чевкину дня через три, а я его увижу и предупрежу о вашем посещении».

Мы решили, что ехать целой гурьбой неудобно, а лучше кому-либо одному, дабы можно было говорить прямее и свободнее. Выбор пал на известное Чевкину лицо Торлецкого, который был очень хорошо знаком и с А.П. Ермоловым и просил его предварительно переговорить с Чевкиным, назначенным уже за несколько месяцев до коронации главноуправляющим путей сообщения, вместо графа Клейнмихеля.

Чевкин очень любезно принял Торлецкого, внимательно выслушал и сказал: «Ничего не могу сделать, мой миленький (обычная поговорка Чевкина), потому что дело с французами облажено и условлено в Париже князем Орловым, во время заключения мира. Нахожу возможным хлопотать только об одном, чтобы правление железных дорог было не в Париже, как было предположено, а в России».

Этого последнего результата Чевкин достиг года через два, но не даром, а по случаю выдачи каких-то многомиллионных ссуд Главному обществу, выторговав у него изменение в уставе о переводе правления из Парижа в Петербург.

Величайшею ошибкою со стороны нашей было то, что Главному обществу назначили строить сначала железную дорогу из Петербурга в Варшаву, вместо направления из Москвы в Феодосию. Петербурго-Варшавская линия, как пролегающая по местностям малонаселенным и не имеющим на две трети своего протяжения ни хлебородной почвы, ни фабричного и заводского производства, не могла представить такой деятельности по движению пассажиров и товаров, которая бы покрывала расходы эксплуатации, не говоря уже о гарантии.

Правительство нашлось в необходимости несколько раз выдавать Главному обществу миллионные денежные ссуды, и когда это Общество заявило свою несостоятельность в дальнейшем сооружении дорог и уплате лежащих на нем долгов, тогда оно (конечно, в силу политических влияний Наполеона III) не было признано банкротом и оставлено при полных своих правах хозяином двух линий: Варшавской и Нижегородской, с отсрочкою взыскания накопившегося на нем долга более 50 миллионов, каковой долг впоследствии возрос и до настоящего времени остается неуплаченным.

После этого, через 10 лет, это неисправное общество получило от правительства, как бы в награду за свои злоухищрения и несостоятельность, первую по доходности в Европе Николаевскую железную дорогу, причем в бывшем в то время ходатайстве 92 лиц из первых русских торговых домов, приносивших постоянно своему отечеству громадную и разнообразную пользу своею деятельностью, было отказано в передаче им Николаевской дороги.

Обращаясь к предыдущему, надобно сказать, что главная беда состояла еще не в том, что французское общество задолжало нам десятки миллионов, а в ошибке нашей (как выше было сказано) разрешить обществу строить Варшавскую железную дорогу прежде Московско-Феодосийской. Эта последняя не только окупила бы расходы эксплуатации, но и платежи процентов по облигациям, как это уже доказано на опыте результатами замосковных железных дорог, и таковая выгодность породила бы в Европе доверие к русским железнодорожным бумагам, следовательно и стремление к приобретению их по выгодному для нас курсу.

Напротив того, возвратившиеся за границу, по случаю несостоятельности Главного общества и уменьшения его деятельности, бывшие его второстепенные инженеры: парикмахеры, булочники и башмачники, везде распространили молву о неспособности русских железных дорог приносить доход.

Последствия этих слухов, равно как и очевидные факты, что дороги Главного общества не прекратили своего движения потому только, что их поддерживало наше правительство денежными средствами, привело к значительному понижению ценности гарантированных железнодорожных облигаций, которые нам, при дальнейшем сооружении железных дорог, пришлось продавать за границей по 66 за 100. Но позднее, когда замосковные дороги (Московско-Рязанская и Рязанско-Козловская) убедили в своей доходности, дальнейшая реализация облигаций, постепенно возвышаясь, достигла 93 за 100.

Отсюда очевидно, что если бы Европа убедилась в доходности замосковных железных дорог прежде сооружения Варшавской линии, тогда все наши железнодорожные бумаги были бы реализованы на 25% выше состоявшейся реализации, что сократило бы нашу задолженность на сотни миллионов, а народ избавило бы от платежа излишних процентов, которые в конце концов (как бы хитро ни были подтасованы цифры бюджетов) всегда приходится оплачивать народу своими потовыми трудами, по случаю неизбежно порождаемых займами новых налогов.

Князь А. Голицын-Прозоровский передавал свое воспоминание о том, как однажды к матушке его приехал прямо из Государственного совета граф Литта и торжественно заявил: La Russie est ruinee (Россия разорена). На вопрос, что это значит, он сообщил, что состоялось решение ввести серебряную единицу (Русский Архив 87 г .).

Покойный граф К.Ф. Толь многократно сообщал, что отец его (главноуправляющий путями сообщения) скончался от огорчения после того, как отвергнута была его записка о необходимости иметь сначала только одну железную дорогу от Москвы до Севастополя и о том, что дороги другие, без этой, неминуемо разорят Россию. Граф Толь так и умер, не успев исполнить своего обещания доставить эту записку, в которой знаменитый стратег пророчил, что европейские державы непременно попробуют отнять у нас Севастополь. (Русский Архив 87 г .).

Екатерина II говаривала, что Россия должна одевать всю Европу из своего льна. (Русский Архив 87 г.).


Из книги „Экономические провалы”, нашел на этом сайте . Это не вся книга, и не все «провалы». Но полагаю, наглядно показано, как методы торгашей (их еще называют «паразитами» на славянских сайтах) не изменились за долгие годы. И сейчас денежная масса наращивается, а лучше жить сложно и многие даже не способны жить лучше…

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.