13374 Сведения о том, как, когда и где была обнаружена рукопись «Слово о полку Игореве», представляют интерес не только с точки зрения историографии «Слова». Неизменно стоит вопрос и подлинности «Слова о полку Игореве». Ранее всех это прекрасно понял К. Ф. Калайдович, страстно пытавшийся в 1813 г. собрать все сведения о рукописи «Слова» от людей, видевших эту рукопись.
История рукописи «Слово о полку Игореве» является одним из самых важных аргументов скептиков, пытающихся доказать, что «Слово» — подделка XVIII в. Прежде всего основанием для скептического отношения к рукописи «Слова» служит то обстоятельство, что рукопись эта сохранилась лишь в единственном экземпляре, да и тот погиб.
В истории мировой культуры можно назвать далеко не один случай, когда по тем или иным причинам гибли в составе больших библиотек и рукописных собраний единственные в своем роде рукописи. Гибель всего рукописного собрания А. И. Мусина-Пушкина в московском пожаре 1812 г. расценивалась современниками как непоправимое бедствие в истории русской культуры. «Радуюсь, что Синодальная библиотека цела и не перестаю тужить о пушкинской. История наша лишилась сокровища», — писал Н. М. Карамзин А. Ф. Малиновскому в письме от 17 февраля 1813 г. Именно в библиотеке Мусина-Пушкина и находилась рукопись «Слово о полку Игореве»
Еще больше сомнений и недоразумений вызывают сами обстоятельства приобретения Мусиным-Пушкиным рукописи «Слова», хранение этой рукописи в его собрании, первоначальная работа над ней ее владельца.
Д. С. Лихачев в очерке, посвященном истории рукописи «Слово о полку Игореве», рассмотрев существующие в настоящее время сведения об обстоятельствах приобретения А. И. Мусиным-Пушкиным рукописи «Слова», приходит к заключению, что «остается далеко не ясным, когда точно и у кого приобрел А. И. Мусин-Пушкин свой знаменитый сборник. Но как бы ни были для нас неясны те пути, которыми А. И. Мусин-Пушкин составил свое знаменитое собрание, именно эта подозрительность вселяет в нас уверенность в его подлинности».
До настоящего времени каких-либо новых документов, непосредственно связанных с историей рукописи «Слово о полку Игореве», обнаружено не было и внести уточнения или дополнения в этот вопрос мы можем лишь на основе старых фактов.
Можем ли мы считать случайным то обстоятельство, что рукопись «Слова о полку Игореве» оказалась в собрании рукописей А. И. Мусина-Пушкина и что он обратил внимание на это произведение, обнаружив его в составе довольно-таки большого сборника? Думается, что нет.
Из приведенного выше отрывка из письма Н. М. Карамзина А. Ф. Малиновскому видно, что Карамзин счел возможным поставить собрание Мусина-Пушкина рядом с Синодальным собранием рукописей. По словам того же Карамзина, рукописи из собрания Мусина-Пушкина «не только прочесть, но ниже пересмотреть в короткое время невозможно». И. Н. Болтин так писал об этом собрании рукописей уже в 1792 г.: «…будучи крайний древностей наших любитель (Мусин-Пушкин, — Л. Д.), великим трудом и иждивением, а больше по счастию, по пословице: на ловца и зверь бежит, собрал много книг весьма редких и достойных уважения от знающих в таких вещах цену; невозбранно я по дружбе его ко мне оными пользуюсь, но не имел еще время не только всех их прочесть, ниже пересмотреть.
Не вызывает никакого недоумения и то обстоятельство, что среди многочисленных рукописей своего собрания, в составе большого рукописного сборника Мусин-Пушкин обнаружил «Слово». По всей видимости, издавать целиком большие памятники он не решался, а выискивал в имеющихся у него рукописных сборниках наиболее интересные тексты.
Где же и каким путем была приобретена А. И. Мусиным-Пушкиным рукопись «Слова о полку Игореве»?
На вопрос К. Ф. Калайдовича, спрашивавшего А. И. Мусина-Пушкина про рукопись «Слова», «где найдена», Мусин-Пушкин 31 декабря 1813 г. ответил: «До обращения Спасо-Ярославского монастыря в Архиерейский дом управлял оным архимандрит Иоиль, муж с просвещением и любитель словесности; по уничтожении штата остался он в том монастыре на обещании до смерти своей. В последние годы находился он в недостатке, а по тому случаю комиссионер мой купил у него все русские книги, в числе коих в одной под № 323-м, под названием Хронограф, в конце найдено „Слово о полку Игореве“».
В 1887 г. Е. В. Барсов высказал сомнение в правдивости этих сведений А. И. Мусина-Пушкина. Барсов считал, что слова Мусина-Пушкина о том, что Иоиль «был муж с просвещением и любитель словесности» не соответствуют действительности и Иоиль не мог иметь никакой собственной библиотеки. В лучшем случае или Иоиль, или комиссионер Мусина-Пушкина, считает Е. В. Барсов, могли назвать рукопись со «Словом» частной собственностью Иоиля, хотя на самом деле рукопись принадлежала монастырской библиотеке. Но вероятнее всего, предполагает Е. В. Барсов, А. И. Мусин-Пушкин и сам прекрасно знал, что Хронограф с текстом «Слова» происходит из монастырской библиотеки и «речь о необыкновенном просвещении этого мужа (Иоиля, — Л. Д.) заведена (Мусиным-Пушкиным, — Л. Д.) лишь для отвода глаз, во избежание нарекания, что обер-прокурор св. Синода обирает монастырские библиотеки».
Как показали разыскания В. В. Данилова, В. В. Лукьянова, Ф. Я. Приймы, мнение Е. В. Барсова об Иоиле было совершенно ошибочным. На основе материалов, обнаруженных В. В. Даниловым, В. В. Лукьяновым и Ф. Я. Приймой, становится очевидным, что Иоиль был весьма образованным для своего времени человеком и Мусин-Пушкин имел все основания назвать его «любителем словесности». Ф. Я. Прийма обнаружил в Рукописном отделе Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина рукопись «Оды, разговоры, надписи, канты и прочих родов на разные случаи некоторые российские стихотворения, сочиненные и говоренные в разные времена в Ярославле» (собр. А. А. Титова, охр. № 694), в которой имеются оды, написанные студентами ярославской семинарии и посвященные ректору этой семинарии Иоилю. Из этих од видно, что студенты характеризовали Иоиля, как «любителя наук и мудрости», «отца муз», «покровителя учащихся».
Бесспорность того факта, что Иоиль действительно был «муж с просвещением и любитель словесности», дала возможность Ф. Я. Прийме высказать предположение, что Иоилю была известна рукопись со «Словом о полку Игореве», что первым, кто открыл «Слово», был он сам и от него об этом произведении древнерусской литературы узнали и Мусин-Пушкин и лица, сообщившие о «Слове о полку Игореве» задолго до выхода в свет первого издания памятника.
Как известно, кроме перевода «Слова» на современный русский язык в первом издании, до нас дошли более ранние переводы «Слова» на современный русский язык: перевод в бумагах Екатерины, перевод в бумагах А. Ф. Малиновского и перевод в трех списках XVIII в. — список ГПБ, F.XV.50, список из архива Воронцова (ЛОИИ, оп. 2, № 87) и список из архива Белосельских-Белозерских (издан Л. К. Ильинским в 1920 г.). Переводы в бумагах Екатерины и бумагах А. Ф. Малиновского никакого заглавия не имеют. Перевод, дошедший до нас в трех списках, имеет заглавие «Песнь полку Игореву».
Именно так названо это произведение и у Хераскова, и у Карамзина. Просвещенность Иоиля, его любовь к литературе и интерес к древней русской истории, наконец, то обстоятельство, что Иоиль в какой-то степени был связан с издательской деятельностью, — все говорит о том, что если бы Иоилю было известно «Слово о полку Игореве», то он или сам бы предпринял издание этого памятника, или сообщил бы о своей находке в печати. Таким образом, все, что мы знаем об Иоиле, свидетельствует о том, что «Слово о полку Игореве» не было ему известно.
Думается также, что Мусин-Пушкин совершенно не был вынужден давать Калайдовичу правдивые сведения о рукописи «Слова». Для предположения же, что Мусин-Пушкин вполне мог сообщить К. Ф. Калайдовичу явно ложные сведения о рукописи «Слова», у нас имеются весьма веские основания.
В 1791 г. А. И. Мусин-Пушкин был назначен обер-прокурором святейшего Синода. В этом же году, как сообщает он сам,18 11 августа Екатериной II был издан указ, по которому Синоду разрешалось собрать и изъять из монастырских архивов и библиотек рукописи, представляющие интерес для русской истории. Как любитель и коллекционер древностей этим делом непосредственно занялся обер-прокурор Синода А. И. Мусин-Пушкин (по всей видимости, и самый указ Екатерины был сделан по просьбе Мусина-Пушкина).
О том, что Мусин-Пушкин купил рукопись «Слово о полку Игореве» у Иоиля, мы знаем только со слов самого Мусина-Пушкина, другие источники ничего об этом не сообщают. Вместе с тем есть ряд высказываний, которые дают основание утверждать, что и рукопись «Слова» попала к Мусину-Пушкину из какого-то монастырского собрания.
В 1833 г. в обзоре «Русская литература», напечатанном в апрельской книжке «Московского телеграфа», Н. Полевой, говоря о цитате из «Слова» в Апостоле 1307 г. игумена Зосимы, пишет: «Митрополит Евгений полагает, что из сего последнего (Пантелеймоновского монастыря во Пскове, в бору, при устье реки Черехи, — Л. Д.) взят Апостол, надписанный Зосимою (Ист. княж. Псковского, ч. III, 117). Не отсюда ли достался и графу А. И. Мусину-Пушкину сборник, в котором нашел он „Слово о полку Игоревом“?» Как видим, это лишь собственное предположение Н. Полевого. Но для нас оно ценно тем, что Полевой, знавший, без сомнения, рассказ Мусина-Пушкина о покупке им рукописи «Слова» у Иоиля, тем на менее считал возможным предполагать, что рукопись со «Словом» попала к Мусину-Пушкину из монастыря.
На экземпляре первого издания «Слова о полку Игореве», принадлежавшем в свое время Евгению Болховитинову, рукой владельца сделана такая запись: «Он (Мусин-Пушкин, — Л. Д.) купил ее (рукопись «Слова», — Л. Д.) в числе многих старых книг и бумаг у Ивана Глазунова, все за 500 р., а Глазунов после какого-то старичка за 200 р.». Разумеется, это не выдумка Болховитинова, а слышанный им рассказ либо от самого Мусина-Пушкина, либо от Н. Н. Бантыша-Каменского, с которым Евгений Болховитинов находился в очень близких отношениях. Версия, сообщаемая Болховитиновым, является не чем иным, как вариантом распространяемой самим же Мусиным-Пушкиным легенды о необычайной покупке большого числа рукописей в 1791 г.
Почему же понадобилось А. И. Мусину-Пушкину сообщать К. Ф. Калайдовичу, что рукопись «Слова о полку Игореве» была им куплена у Иоиля?
История с Лаврентьевской летописью свидетельствует о том, что А. И. Мусин-Пушкин, желая скрыть тот факт, что он присваивал себе рукописи, присылаемые в Синод из монастырских библиотек, говорил, что для своего собрания он приобретал рукописи у книгопродавцов и частных лиц. После гибели всего мусин-пушкинского собрания в московском пожаре 1812 года владелец собрания должен был чувствовать и свою собственную вину в этом несчастии и особенно по отношению к тем рукописям, которые, как удачно выразился К. Ф. Калайдович, он «незаконно стяжал», т. е. к тем рукописям, которые были получены Синодом и присвоены его обер-прокурором. Именно после 1812 г. он пишет, что основная, самая ценная часть его собрания, в том числе и Лаврентьевская летопись, была случайно приобретена им у книгопродавца в 1791 г. Чтобы оправдать себя в глазах общества.
М. Н. Сперанский считал, что выход первого издания «Слова» через пять лет после открытия рукописи «Слова» (он относил время находки рукописи к 1795 г.) объясняется недостаточными познаниями А. И. Мусина-Пушкина в древнерусском языке. Перевод «Слова» на современный русский язык делался Мусиным-Пушкиным из-за этого очень медленно, ему приходилось постоянно обращаться за советами и помощью к более сведущим людям, и, в конце концов, он вынужден был привлечь к изданию Н. Н. Бантыша-Каменского и А. Ф. Малиновского. В какой-то степени неудовлетворенность своим переводом могла удерживать Мусина-Пушкина от преждевременного издания «Слова», но едва ли можно только этим объяснять длительность срока, прошедшего со времени открытия «Слова о полку Игореве» до его опубликования.
По существу он сам признается, что решение издать «Слово» возникло у него под влиянием внешних причин, а не по собственному внутреннему побуждению: «По переезде же моем в Москву увидел я у А. Ф. Малиновского, к удивлению моему, перевод мой очень в неисправной переписке, и по убедительному совету его и друга моего Н. Н. Б. Каменского, решился обще с ними сверить преложение с подлинником и, исправя с общего совета, что следовало, отдал в печать». Происходило это после того, как Мусин-Пушкин вышел в отставку в 1799 г. В свете всего сказанного нет никаких оснований удивляться тому, что со времени открытия рукописи «Слова о полку Игореве» до ее издания прошло 8 лет.